Эмигранты - Страница 47

Вечерами же ко мне часто заходил на огонек Анри Воллан. Поначалу в буквальном смысле, потому как электрическое освещение моего дома, да еще и светодиодными лампами, произвело на него сильное впечатление. Я объяснил, что мне это необходимо, потому как для работы с чертежами и прочими бумагами часто остается только ночь, а сидеть тут при свечах — увольте, я вам не Пушкин. Энергии же особые кристаллы, добываемые в шахтах вблизи Южного полюса и называемые светодиодами, потребляют немного. На весь дом вполне хватает небольшого ветряка с преобразователем и аккумулятором от "Камаза". Не знаю, насколько хорошо доктор воспринял мои объяснения, но больше он про освещение не спрашивал.

В основном мы с ним беседовали про Францию и про справедливость. Воллан оказался бывшим гугенотом, перекрестившимся в католичество после того, как Людовик XIV отменил Нантский эдикт. То есть мой собеседник не отличался религиозной упертостью, но преследование гугенотов ему активно не нравилось. Я поддакивал, время от времени вставляя намеки, что те из них, кто ни под каким видом не желают отказаться от веры отцов, вполне могут попытаться начать новую жизнь на новом месте. Где верить можно вообще во что угодно, и единственное условие — при этом не мешать реализовывать данное право другим.

Однако доктор оказался не только скрытым гугенотом, но при этом еще и совершенно явным утопистом. Мало того, что он знал, кто такие Мор и Кампанелла, и даже читал "Город солнца". Он был большим поклонником какого-то Габриэля де Фуанье, который почти двадцать лет назад выпустил книжку "Южная земля" с описанием страны Австралии, расположенной в Антарктиде. Там, по заверениям автора, царил самый что ни на есть оголтелый коммунизм. Воллан наизусть шпарил длиннейшими цитатами, из коих я запомнил только то, что в этой антарктической Австралии девяносто шесть миллионов населения и она является очень технически развитой страной. Люди там живут в круглых домах с железными колоннами, а над площадями натянуты огромные полотнища для защиты от палящего южного солнца. Народ, естественно, счастлив в труде и равенстве, а про деньги помнят только некоторые историки. Кстати, то, что он увидел у нас, показалось ему довольно похожим на описанные этим Фуанье картины. Действительно, в Ильинске ведь пока первобытный коммунизм на фоне весьма совершенной техники. И яркий тент над площадкой перед моим домом.

Я попытался объяснить, что равенство по утопистам — это одно, а составляющее основу гражданского права Австралийской империи равенство возможностей — совсем другое, но, кажется, не преуспел. Доктор просто сказал — мол, со временем мы сами придем к тому, что в совершенном обществе ни один его член не должен жить лучше другого. Вникнув в эту формулировку, я решил форсировать работы по совершенствованию тайной полиции. А то не успели оглянуться — и у нас уже есть свой анархо-коммунист! Правда, не выросший на местной почве, а выловленный в океане, но все же. Хотя, пожалуй, его энергию вполне возможно направить и в более конструктивном направлении. Показать человеку путь, которым в свое время прошел Че Гевара. Пусть едет во Францию и проповедует там равенство, братство и все остальное! Главное, чтобы не забывал упоминать при этом про далекую, но вполне реальную Австралию, где вышеупомянутое уже есть. Мы ему поможем. Снабдим печатной продукцией, деньгами, а со временем, глядишь, и до оружия дело дойдет. Только все это надо делать достаточно быстро, пока он от избытка душевных сил не начал агитировать прямо в Ильинске. И такая возможность у нас была, ибо после новогодних праздников планировались сразу две экспедиции — в Южную Америку за селитрой на "Соболе" и в Южную Африку за алмазами на "Победе".

Но пока у нас шел только конец ноября, ознаменовавшийся спуском на воду корпуса новой шхуны, названной "Чайкой". Спуск прошел нормально, и нам с Ильей в ближайшие две недели придется основательно поработать руками, то есть установить и смонтировать силовую установку будущего корабля. Доверять это нашим ученикам еще рано, но они будут присутствовать в качестве подсобной силы, так что когда-нибудь молодые механики из мориори смогут производить подобные операции самостоятельно.

В этот раз в Ильинске уже было кому отмечать наступление Нового года, кроме нас троих, и мы отправили трицикл с двумя мориори на поиски чего-нибудь, хоть отдаленно напоминающего елку. Экипажу были вручены картинки, с коими следовало сверяться, и тульский трехколесник утарахтел на север. Через десять дней он вернулся с сообщением, что елка найдена, и старший экспедиции протянул мне фотоаппарат со снимками.

Ничего так себе елочка, подумал я, пролистывая их. Только, судя по траве вокруг, совсем небольшая. А что это около нее на последнем снимке, суслик, что ли?

Я увеличил угол снимка и офигел. Это оказался не суслик, а мой собеседник, стоящий под деревом среди примятой травы чуть выше его роста. Прикинул размеры елочки — получилось не менее сорока метров высотой. А может, и все сорок пять.

— Там поменьше нет? — поинтересовался я у мориори.

— Есть, но они не такие красивые.

В общем, вскоре шестиколесник приволок в своем прицепе совсем маленькую, десятиметровую елочку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся более похожей на сосну, и ее начали наряжать всем, что попадалось под руки, потому как елочных игрушек в прошлое я с собой не захватил.

Праздник прошел весело и даже с огоньком, то есть ближе к его концу испанцы подрались в кабаке с французами, отчего наш очаг культуры загорелся. Пока я его тушил, Илья быстро восстановил конституционный порядок, причем малой кровью, всего-то сломав челюсть испанскому плотнику и три ребра французскому матросу. Других пострадавших в драке не было, если, конечно, не считать мелочь типа выбитых зубов.